“Злое порождение кризиса” и финансовый Йеллоустоун: подготовка к будущему противостоянию
Люди, живущие интересами цифровой экономики, уже стали забывать год 2015 — время перед скачком стоимости цифровых монет. Может показаться, что высокая цена появилась сама собой и так было всегда. Но сегодняшнее положение на рынке заставляет вспомнить, что виртуальные активы прошли не самый простой путь становления. Экономисты подсчитали, что сегодня, 12-го декабря 2018, впервые за четыре года 14-недельный индекс относительной силы (RSI - индикатор технического анализа биржевых трендов) оказался ниже 30.00. А это значит, что в любой момент нисходящий тренд на рынке может смениться восходящим.
«Многие считают, что криптовалюты «отыграли свое» и находятся в процессе необратимого спада, - комментирует профессор экономики и государственной политики Гарварда Кеннет РОГОФФ. - Но, вероятно их стоимость все же не упадет до нуля».
По мнению Кеннета Рогоффа государства не намерены терпеть виртуальные валюты, из-за того, что они якобы используются для отмывания средств, и хотят зарегулировать рынок. Однако, если многочисленные коины потеряют децентрализацию и анонимность, свои главные качества, они перестанут быть привлекательными для потребителей. В этой смысловой вилке сейчас находится цифровой рынок, и профессор считает, что цену активов объективно предсказать невозможно — она может быть как $100, так и $100 000.
«Экономисты, включая меня, прекрасно знают, что ценовые пузыри, сопровождающие активы, лишенные естественной ценности, рано или поздно лопаются, - заключает экономист. - Цены активов, обладающих реальной фундаментальной стоимостью не сильно отклоняются от исторического эталонного уровня. Деньги, имитируемые государствами, вряд ли обладают ценностью только в силу общественного договора, как это происходит в случае с криптовалютами; правительства платят своими деньгами зарплаты, взимают в них налоги и так далее».
Трудно не согласиться: на первый взгляд за цифровыми активами не стоит ничего, кроме принятия их в качестве ценности небольшой прослойкой населения, с другой стороны, это население очень многих стран. К тому же, есть и другая грань проблемы: можно ли утверждать, что за децентрализованными валютами не стоят совсем никакие материальные ценности? И вообще, как формируется ценность?
Сигнал Трампа
Немецкий философ Гегель как-то сказал: “прекрасно то, что точнее всего олицетворяет происходящий вокруг процесс”. Проще говоря, тренд порождает ценность. Криптовалюты появились на волне финансово-экономического кризиса 2008 года. Днем рождения биткоина считается 31 октября 2008 года — самый разгар катаклизма. Поворотной точкой в судьбе монеты стал 2017 год: время Brexit, каталонского демарша и первых заявлений Дональда ТРАМПА о возвращении доллара в экономику США. Стоимость BTC тогда подскочила примерно в 20 раз, до $19 000.
Примерно также вели себя и остальные криптовалюты: росли, когда в мировой экономике были сильны дестабилизирующие факторы, и падали, когда ситуация выравнивалась. Но даже на снижающемся курсе заметны небольшие скачки стоимости на политических событиях. Последний пример — парижские выступления «желтых жилетов»: обменная цена биткоина реагировала довольно чутко.
Можно с уверенностью сказать, что макроэкономические и геополитические факторы влияют на стоимость криптовалют больше, чем принято считать. Если мы правы, цена BTC возрастет, как только случится новый глобальный катаклизм. А спровоцировать его могут три фактора, вытекающие друг из друга.
“Злое порождение кризиса”
Член правления Европейского центрального банка (ЕЦБ) Бенуа КЁРЕ назвал биткоин «злым порождением финансового кризиса». «Мало кто помнит, что Сатоши Накамото вставил в первый блок биткоина заголовок статьи Time о финансовой помощи британским банкам, вышедшей в начале 2009 года», - сказал он.
Действительно, в этой части экономическая теория совпадает с теорией эволюции: полезные мутации организмов закрепляются в ходе катастроф и следующих за ними новых экосистем. Можно назвать криптовалюты такой полезной мутацией. Однако остается вопрос: пройден ли кризис 2008 года до конца и появилась ли новая экологическая ниша?
По данным Международного валютного фонда (МВФ) 85% экономик, переживших крушение банков, так и не вернулись к докризисным показателям, хотя с момента банкротства Lehman Brothers прошло 10 лет. Более того, отдаленные последствия кризиса с каждым годом сказываются все сильнее. В странах, переживших финансовое потрясение, продолжает снижаться рождаемость, растет неравенство доходов и падает качество миграции (в развитые страны едут не квалифицированные специалисты, а обычные люди, которых уже настигла бедность). Кроме того, экономические системы стали более уязвимыми: соотношение ВВП развитых государств и их госдолга выросло с 35 до 52%.
Всемирный банк более оптимистичен в своих оценках, его эксперты считают, что кризис пройден. Но и они отмечают высокий риск рецессии: вероятность того, что мировой экономический рост окажется ниже 2%, при базовой ставке 3%, составляет 21%; вероятность, что экономический рост окажется выше базовой ставки составляет всего 16%.
При этом многие эксперты и аналитики оперируют сухими цифрами и не учитывают главный негативный эффект кризиса 2008 года — нарушение общественного договора. После краха ипотечных гигантов Fannie Mae и Freddie Mac (держателей частных долгов примерно на $14 трлн.), миллионы граждан США лишились жилья и остались должны банкам свыше $ 5 трлн. Причем, крах произошел именно по вине банков и операторов, которые увлеклись спекуляциями «мусорными» активами (Penny stocks). Но государство, вместо помощи пострадавшим гражданам, принялось спасать организации. К примеру, правительство Соединенных Штатов фактически выкупило Fannie Mae и Freddie за $148 млрд., но ни цента не потратило на помощь обществу. Тем самым вытаскивая из ямы институциональных мошенников, политическая элита дезавуировала общественные договор, заложенный в самом принципе демократии.
Похожим образом поступили власти многих стран мира, от Америки до Европы, от России до Китая. После этого доверие граждан к государственным институтам, в том числе валютам, было подорвано.
Простые решения — путь в финансовый ад
Следствием крушения общественного договора явилась потеря политических ориентиров, которая привела к росту протестных настроений и популизма. Традиционные партии стали терять избирателей и были вынуждены идти на примитивные решения. Яркий пример — Brexit. Будучи не в состоянии принять сложные и, вероятно, непопулярные решения по проблеме мигрантов, из-за отсутствия кредита доверия, английские власти пошли по самому простому, но вряд ли верному пути — объявили референдум, на котором, естественно, победили популистские настроения.
Следом за Британией, референдум прошел в Каталонии, близки к такому же решению были итальянская Венета и голландская Фландрия. Единая Европа, скованная сложной системой взаимных договоренностей и обязательств, зашаталась.
Апогеем популизма стала победа Дональда Трампа на выборах в США: любитель простых решений, американский президент выбрал самый опасный, с точки зрения США, экономический путь. Чтобы повысить благосостояние граждан, посчитал он, надо вернуть инвестиции в национальную экономику. Иными словами, пригласить доллар на родину. Однако, ввиду того, что на американской валюте фактически держится вся мировая экономика, долларов на глобальном рынке стало не хватать, а напечатать новые не позволяет монетаристское правило.
Кроме того, спонтанное оживление национальной экономики чрезмерно укрепило доллар, который давит на развивающиеся азиатские рынки. Нобелевский лауреат Пол Кругман уже отметил, что нынешняя экономическая ситуация напоминает события 1997-1998 годов, когда мировой кризис начался с фондовых рынков Юго-Восточной Азии.
Когда взорвется Йеллоустоун
Если рынки Юго-Восточной Азии в очередной рухнут, то в нынешней нестабильной экономической ситуации они могут потянуть за собой весь фондовый рынок США, на котором до гигантских размеров разросся пузырь деривативов в $700 трлн.
Уоррен БАФФЕТТ уже назвал эти производные финансовые активы оружием массового поражения для экономики. Другие эксперты сравнивают возможное обрушение рынка со взрывом Йеллоустоуна. Если этот пузырь лопнет, ипотечный кризис 2008 года покажется детской игрушкой хотя бы потому, что в денежном отношении рынок деривативов в 100 раз больше.
Следствием этого катаклизма станет дефицит ликвидности на финансовом рынке. Банки будут вынуждены сократить кредитования бизнеса и искать убежище для своих активов, а люди — искать замену стремительно дешевеющим фиатным денежным единицам. Вот тут и выйдет на сцену криптовалюта.
Возвращаясь к словам Кеннета Рогоффа: какой-либо актив не может стать общепринятым платежным средством, если за ним не стоит фундаментальная ценность. В случае глобального экономического кризиса такой фундаментальной ценностью будет децентрализация.
Как ведут себя криптовалюты в условиях экономического коллапса, мы можем увидеть на примере Венесуэлы. Стоило правительству во главе с Николасом МАДУРО объявить о курсе на развитие цифровой экономики, началось массовое принятие виртуальных активов. В экономическом пространстве этой южноамериканской страны уже сложилась четкая децентрализованная бивалютная система: в одних монетах хранят ценность, накапливают средства — в «тяжелых», но защищенных биткоинах; другую валюту используют в качестве платежного средства — более «легкий» DASH. Последними, кстати, стало можно расплачиваться в международной сети закусочных KFC в Каркасе. При этом, продолжает свое хождение родной боливар. Не это ли символ принятия?
Возможно сегодня мировой рынок приближается к точке сингулярности - переходу из постиндустриального этапа развития в цифровой. Подвергаются ревизии финансовые традиции, институт собственности, общественные отношения и привычное устройство бизнеса. Возможно, в период с 2020 по 2015 года на плаву останутся только те компании, которые сумеют диверсифицировать как активы, так и мировоззрение, а также вовремя встроиться в новую технологическую реальность.