Месопотамский треугольник: ближневосточная криптогонка стартовала. Часть третья — крипто и геополитика
Финансовый мир ислама, развиваясь, активно осваивает новые инструменты цифровой экономики. Турция, Ирак, Саудовская Аравия, ОАЭ друг за другом заявляют о создании национальной криптовалюты. При этом у каждой страны — свои мотивы и причины. Именно об этом — третья часть текста о Месопотамском треугольнике.
Геополитический разлом: драка в аравийской песочнице
Геополитический разлом между ключевыми точками ближневосточного треугольника проходит сразу по трем линиям.
Первая — условно назовем ее «Восток — Запад». Турция и Саудовская Аравия традиционно были союзниками США. Напомним, что именно в Саудовской Аравии находится центральный командный пункт сил НАТО в зоне Персидского Залива, а в Турции, в одном из старейших членов НАТО — крупнейшая военно-воздушная база «Инжерлик», с которой осуществлялась львиная доля боевых вылетов американской авиации во время двух иракских войн, а также афганской и ливийской операций.
Об Иране такого не скажешь. Напряженные отношения между ним и североамериканской сверхдержавой сохраняются с 1979 года. Исламская революция отвергла западную модель развития, предложенную США, и направила внимание общества на поиск духовных ценностей. В общественно-политическом аспекте это выразилось в отрицании превалирования интересов личности над интересами социума, неприемлемости свободы самовыражения и нравственного выбора, а также недопустимости существования государства Израиль, непризнании легитимности ряда политических режимов на Ближнем Востоке, в том числе саудовской монархии и еще многом другом. Правда, религиозный переворот дал иранцам и некоторые демократические свободы: выборы, систему разделения властей и даже свободу слова во всем, что не касается духовных ценностей и главного их носителя, высшего духовного лидера — факиха.
Вторая линия разлома — межконфессиональная. Турция, Саудовская Аравия и Иран принадлежат двум разным ветвям ислама — суннитской и шиитской.
Однако две первые страны — к разным направлениям суннизма: суфийскому (умеренный ислам) и салафитскому (фундаментализм). Причем Турция с начала XX века, со времен Кемаля Ататюрка, позиционировала себя как светское государство. Таковым оно, собственно, и являлась: городское население страны вело весьма светский образ жизни. Но в последнее время позиции ислама на турецком политическом поле усилились.
В свою очередь, Иран всеми силами пытается защитить интересы шиитского меньшинства на Ближнем Востоке. 20% населения Турции и Саудовской Аравии — шииты. В свою очередь, на территории Турции разгорается борьба между фундаменталистским и умеренным исламом. Все это завязывается в тугой узел религиозных противоречий, которые уже перерастают в реальные «горячие» конфликты.
Гражданское противостояние в Йемене между суннитами и шиитами уже фактически превратилось в необъявленную войну между Саудовской Аравией и Ираном, цель которой — контроль над Баб-эль-Мандебским проливом, соединяющим Красное море и Аденский залив. Если Иран победит, то он в любой момент сможет перерезать нефтяные и финансовые артерии Саудовской Аравии, сосредоточившей на берегу Красного моря огромный кластер нефтехранилищ.
Турция же воюет на территории Сирии с отрядами курдской самообороны «пешмерга», поддерживаемых США и Саудовской Аравией, являясь фактическим союзником Ирана (с которыми он также воюет) но оставаясь при этом членом НАТО.
Все смешалось в Персидском заливе: кровь, нефть, вода и деньги
Третий разлом — межнациональный. На Ближнем Востоке сошлись великодержавные амбиции трех этносов: тюрков, помнящих времена Османской империи, арабов (Саудовская Аравия), видящих во сне эпоху арабских завоеваний Передней и Средней Азии, а также части Европы, и персов (Иран), контролировавших Ближний восток со времен Александра Великого до средневековья. Радикалы каждого этноса считают, что они более достойны властвовать над нефтью и исламскими финансами, быть первыми во всем, включая цифровой рынок.
Виртуальная валюта: кто первым дотронется до цифровых небес
Властные элиты Ирана, Турции и Саудовской Аравии прекрасно осознают, что цифровая экономика — это будущее мировых финансов. И кто первым успеет институализировать этот сектор экономики, тот и получит контроль над IFMs и исламским миром целиком. Поэтому политики трех стран наперебой, один громче другого заявляют о запуске собственной национальной виртуальной денежной единицы.
Ближневосточная гонка началась в феврале 2018 с сообщения о турецком государственном криптопроекте. Председатель Партии националистического движения и экс-министр промышленности Кенан ТАНРИКУЛУ подготовил и обнародовал специальный доклад на тему развития цифровой экономики, в котором фигурировало название национальной виртуальной расчетной единицы Turkcoin. «Мир двигается к новой цифровой системе. Пока не поздно, Турция должна создать собственную цифровую систему и валюту», — сказал он в одном из интервью. Депутат также пояснил, что монета будет обеспечена принадлежащими государству ценными бумагами ведущих турецких компаний, что сделает ее менее подверженной рискам.
Два месяца спустя с похожей инициативой выступил Иран. Президент Исламской Республики Хасан РУХАНИ отдал распоряжение о подготовке технологии и нормативной базы, регулирующей выпуск и оборот государственной криптовалюты, Национальному центру по вопросам работы с киберпространством и Центральному Банку. К осени работа была закончена, и монета должна появиться в первой половине 2019 года.
В октябре 2018 о планах по выпуску единой цифровой денежной единицы заявили Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты. Президент Центрального банка ОАЭ Мубарак АЛЬ-МАНСУРИ заявил, что проект находится в стадии разработки, но виртуальная валюта не заменит фиатные деньги. «Это будет платежный инструмент, используемый банками, а не отдельными гражданами», — подчеркнул он. Запустить криптовалюту в оборот планируется также в начале 2019 года.
Кто же будет первым? Появление государственной исламской цифровой монеты может изменить не только облик цифрового рынка или исламского банкинга — оно повлияет на глобальную политику, поскольку станет серьезной заявкой на доминирование в регионе, где сходятся интересы не только исламских государств, но и всех сверхдержав разом.
Тезис о том, что мусульманским государствам не хватает какого-то объединяющего фактора, чтобы противостоять давлению глобальных центров силы, таких как США, Китай или Россия, стал общим местом у политологов многих стран мира. И вот такой фактор скоро появится: связка «сильная национальная криптовалюта — контроль за цифровым рынком — управление исламскими финансами — доминирование в исламском мире» должна сработать.