Париж в огне: цифровая экономика как символ отказа от старых конвенций

Париж в огне, и есть подозрения, что это только начало. Исходя из причины беспорядков, можно сделать вывод, что замученная налогами Европа больше не хочет терпеть произвол глобальных экономических институтов. А когда люди чем-то недовольны, они голосуют деньгами, и на сей раз, похоже, в пользу цифровой экономики. Косвенным подтверждением этой гипотезы может служить курс биткоина с 1 по 3 декабря. В субботу 1 декабря в полдень, с началом акции «желтых жилетов» он подскочил на 8%, с $3 980 до $4 300. На отметке свыше $4 000  продержался до ночи 3 декабря, когда акция прекратилась и городские власти подсчитывали ущерб. После того, как акция завершилась ничем, курс упал, фактически, на те же 8% и выше $4000 больше не поднимался. Проще говоря, рынок виртуальных активов поддержал французский день гнева и подтвердил свою социальную природу. Точно также в 2017 году биткоин поддержал Brexit и каталонский демарш. Давайте попробуем проанализировать природу этого явления и понять, почему общество и криптовалюты так тесно связаны.

Мировой экзистенциальный кризис

Популярность различных виртуальных активов в Старом свете высока. Так например, в 2017-м во Франции 6% граждан имели свои электронные кошельки, в Германии — 8%. В численном выражении цифры выглядят значительнее: более 4 млн. французов, и более 8 млн. немцев поверили в цифровое будущее. Возможно, в настоящем больше нечему и некому верить.

То, что происходит сейчас в мировой экономике известный биржевой спекулянт Джордж СОРОС назвал экзистенциальным кризисом. Наука определяет это состояние как чувство тревоги и дискомфорта при концентрации на смысле существования на фоне удовлетворенных потребностей. По мнению финансиста, все что могло пойти на рынке неправильно, именно так и пошло: неоправданно укрепляющийся доллар, бегство капитала из Юго-Восточной Азии, миграционный кризис, популисты у власти. Все это в совокупности толкает мир к новому финансовому потрясению, по сравнению с которым 2008 год покажется простудой против эпидемии чумы.

Правда слова Сороса тут же поставил под сомнение глава Morgan Stanley Джеймс ГОРМАН, заявив, что никакого экзистенциального кризиса нет, дескать, пусть старый пройдоха не выдумывает. Мы воздержимся от оценки слов Сороса, но процитируем другого экономиста; лауреат Нобелевской премии Пол КРУГМАН заявил следующее: «Сейчас, по крайней мере, стало возможным представить классический кризис 1997-98 года, когда валюта развивающегося рынка падает, в результате чего корпоративный долг резко возрастает, что вызывает дальнейшее напряжение в экономике и падение валюты». Чем не кризис? Пусть и не экзистенциальный. Причиной этому станет все то же давление долларовой экономики. «Видим ли мы начало глобального кризиса, - продолжает Кругман. - Неверное, нет. Впрочем, если раньше я говорил о том, что на такой кризис нет даже намека, то сейчас я этого сделать не могу». Но все же что-то происходит. И это “что-то” характеризуется тремя факторами.

Караул устал

Первый: долгое время (примерно с 70-х годов XX столетия) мир живет в долларовой финансовой системе, когда американская платежная единица является основным средством накопления резервов и расчетов за транснациональные поставки товаров и оказание услуг. Эта валютная система базировалась на непререкаемом военно-политическом и экономическом могуществе США. Даже другая сверхдержава конца прошлого века, Советский Союз, принимала американские правила игры, поскольку в экономическом плане американцы контролировали большинство технологических и производственных компаний, а в военном — целых два океана. Однако в последнее время это могущество стало ослабевать.

Производственный и технологический секторы медленно но верно переходят под контроль других держав: за новую гегемонию борются Китай, Япония, Южная Корея, Индия. Производство ушло из США и разбрелось по миру. В военном плане успехи США также оставляют желать лучшего. За последние 10 лет Америка поучаствовала во множестве войн, но ни одну из них, по сути, не выиграла. Иракская война фактически закончилась расцветом исламистских группировок: разбив одного большого «монстра», американцы породили много малых. Ливийская война завершилась тем же самым, а Афганская кампания вообще еще не закончилась.

Америка стремительно теряет авторитет, а доллар — доверие. Но все попытки повернуть вспять этот тренд, закачиваются не оптимальными результатами. Так например, налоговая реформа Дональда ТРАМПА, направленная на возврат денег в национальную экономику, привела к неоправданному укреплению доллара, чрезмерному давлению на рынке и очередному витку падения популярности американской валюты как резервного и расчетного актива.

Импотенция элит

Второй: падение качества политических элит. Складывается впечатление, что властители мира в последние годы утратили договороспособность, и не только во внешней, но и во внутренней политике. Дипломатия из искусства возможного превратилась в борьбу за маловероятное. Европейские государства, даже находясь внутри единого экономического и политического пространства, долгое время не могут договориться по вопросу мигрантов, а формально принятые соглашения никого не устраивают.

США не может ни о чем договориться ни с Россией, ни с Китаем. Более того, рушатся уже достигнутые договоренности. Фактически дезавуировано соглашение по ПРО, на очереди договор по РСМД. Это что касается политики. В экономике, в рамках ВТО, договоры тоже долго не живут.

Соединенные Штаты вошли в состояние холодной войны с Россией и экономической войны с Китаем. При этом, на Ближнем Востоке, главном нефтеносном районе планеты, уже идет вполне горячая война всех против всех. У политиков же явно не хватает интеллектуальных и коммуникативных навыков, чтобы сгладить противоречия.

Иметь не иметь

Третий: кризис института собственности. Это явление ярче всего проявляется в Европе. Парижские события, очередное тому подтверждение. Владение чем-то для обладателей паспортов ЕС с каждым годом становится все обременительнее. Налоги на доходы и имущество порой зашкаливают. В Бельгии граждане, например, платят 42% подоходного налога, 48% - социального, от зарплаты остается 10%; во Франции соответственно — 49%, 40%, от заработанного получают в итоге 11%; в Германии налогов 43% и 40%, работнику остается 17%.

А теперь давайте посчитаем налоги на имущество: в Великобритании 11,9% от стоимости собственности в год, во Франции — 8,5%, в Бельгии — 7,5%. Другие страны Объединенной Европы по этим показателям примерно на том же уровне.

Но не только Старый Свет душит своих жителей поборами. Высокие налоги в Китае, в Индии, в США. Фактически на всех континентах размеры отчислений с каждым годом растут, а иной раз выходят за рамки здравого смысла. Например, полная налоговая ставка на бизнес в Аргентине равна 137%. То есть, сколько бы ты ни платил, все равно останешься должен государству.

Многие налоговые системы в настоящее время абсурдны. Но главное, граждане десятков европейских стран видят, что их деньги, деньги их страны идут не на развитие ее экономики или социальной структуры, а на воспроизводство голосов избирателей, натурализацией бывших мигрантов, которые по сути манипулируют правительствами. Получается так, что США заняты экспортом демократии, а ЕС импортом избирателей.

Видение Лиетара

В совокупности эти факторы порождают недоверие к традиционной экономике, как следствие, тревогу и экзистенциальный кризис о котором говорил Джордж Сорос. И очевидно, что выход из него находится там же где вход, а именно в доверии. Иными словами в создании и принятии социумом новых носителей ценности, новых экономических отношений и новых валют, что и предлагает цифровая экономика.

К слову, децентрализованная криптовалюта — это не эксклюзивное видение Сатоши Накмото. Сегодня даже известные эксперты редко вспоминают такой термин, как «дополнительная валюта», хотя это явление известно с конца прошлого века. В СССР в 1977 году на эстонском хлебокомбинате г. Кохла Ярве был создан первый «банк времени», где единица рабочего времени использовалась в качестве носителя ценности. (Примерно в то же время похожие структуры появились в США и Японии, денежные единицы стали называться соответственно - «Time-Dollar» и «DanDan».)

Тремя годами позже, 18 февраля 1980 года в Советском Союзе прошел интересный эксперимент, в ходе которого состоялся оборот единиц времени, по аналогии с денежным оборотом, между тремя организациями: упомянутым хлебокомбинатом, НИИ Сланцев и местной электростанцией. Таким образом две первые организации расплатились с третьей за предоставленную электроэнергию — временем. Подтверждение транзакции, конечно, было аналоговым и произошло на бумаге.

В СССР и в постсоветской России идея не прижилась. Но в некоторых странах «банки времени» действуют до сих пор. Имеет хождение и «Time-Dollar», правда больше в волонтерских кругах. Иными словами, Сатоши лишь оцифровал то, что было известно задолго до него.

Стабилизирующий инструмент для мировой экономики видит в дополнительных (крипто) валютах и архитектор евро, бельгийский финансист Бернар ЛИЕТАР: «На мой взгляд, большинство существующих дополнительных валют оказывают влияние в социальной плоскости, а не на экономику в целом. Они позволяют людям совершать социальный обмен навыками или опытом, - сказал он в интервью одному из российских изданий, - Мне кажется, наиболее успешным является сообщество, где через определенное время деньги перестанут использоваться, так как больше не будут нужны».

Не будем рассуждать об утопичности идеи полного отказа от денег, но Лиетар также считает, что в экономике применимы те же условия структурной стабильности, что для любой экосистемы, — а именно существование минимума и максимума разнообразия. Если мы выходим за пределы определенной величины разнообразия, возникает застой, а когда опускаемся ниже минимума – начинается обвал.

«Экономика – это система комплексных потоков, в которой циркулируют деньги. Таким образом, можно сделать вывод: в экономике обязательно наличие минимального разнообразия, и одна валюта на страну не сможет обеспечить стабильность существующей финансовой системы, - продолжает Лиетар. - Мы также можем создавать ниши, которые выживут в случае обвала. Но очевидно, что пока эти ниши остаются столь же маленькими, как сейчас, они не могут служить противовесом системе. Например, в Бразилии обращаются дополнительные валюты, однако они составляют около 1-1,5% от общего объема денежной массы в стране”.

Ученый скептически относится к биткоину, считая его спекулятивным инструментом, так как 99,7% монет не используются для покупки или продажи чего-либо. По его мнению, биткоин держат лишь в надежде на то, что его цена возрастёт, так что он — не более, чем инструмент спекуляции. Но в целом Лиетар положительно относится к самой идее цифровых активов. Он считает, что они могли бы помочь в решении  фундаментальных проблем, например, таких как бедность.
На днях судьбу криптовалют обсуждали главы государств G20. Однако неповоротливая бюрократическая машина уже катастрофически не успевает за общественным развитием, что вызывает еще большее раздражение людей и они отдают предпочтение актива не связанным ни с какой политической или экономической системой.

В заключение было бы интересно рассмотреть еще одну тенденцию. Народные волнения в Париже происходят не редко, можно вспомнить эпическое столкновение полиции с пожарными (последние победили), костры из десятков автомобилей, разожженные обиженными мигрантами, выступления против однополых браков. Устраивать разного рода революции — французская национальная традиция.

Однако последние выступления отличаются от всех предыдущих тем, что протестующие расписали Триумфальную арку и отбили голову статуе Наполеона, — по сути основателя французского государства и права. Возможно, это не просто вандализм, потому как раньше парижане никогда не трогали свои национальные достояния. Вероятно, обезглавливание Наполеона — национального идола Франции, — сигнал постепенного падения классического государства. Символ неизбежного наступления будущего.

Рискнем предположить, что следующий резкий скачок биткоина случится тогда, когда классические государственные системы вновь продемонстрируют свою несостоятельность.